Его губы раздвинулись в иронической улыбке.
– Ты первая вошла в него, Тина.
– Что это значит – «первая вошла»?
– Я никогда еще не заводил прочной связи ни с одной женщиной, и ни одна из них не жила у меня. Энн знает это, вот почему она была так удивлена.
– Но ты же говорил…
– Да, у меня были романы, мимолетные связи. Но жить под одной крышей… Это были совсем не те отношения, чтобы пойти на такое… С тобой же все совсем по-другому, – добавил он уже другим голосом, словно желая еще раз успокоить Тину, уверить ее, что она для него не просто первая встречная, как все прежние любовницы.
Он поднес ладонь к ее лицу, нежно потрепал по щеке и взял за подбородок, не обращая внимания на любопытные взгляды прохожих.
– Да, с тобой все по-другому. Настолько по-другому, что сама мысль о возможности разлуки с тобой невероятно тяжела для меня.
Его губы прижались к ее рту жадным поцелуем.
Желание все еще бушевало в его глазах, когда он плутовато улыбнулся.
– Делу время, потехе час. Хоть я сейчас больше всего на свете желаю поскорее отправиться домой в нашу спальню, все же еще предстоит встреча с моим директором, а он вряд ли обрадуется, если мы запоздаем.
Он остановил проезжавшее такси и усадил в него Тину. Его ладонь крепко сжимала ее руку, пока они ехали, временами обмениваясь блаженными улыбками.
Теперь у Тины не было сомнений в чувствах Дьюка. Достаточно было посмотреть на изумленное лицо Энн Йорк, на ее круглые от удивления глаза, чтобы понять, что с Дьюком раньше такого никогда не случалось. Но где-то в глубине души молодой женщины затаилась тревога. Что-то в Дьюке было такое, что настораживало, не позволяло погрузиться в безоблачное счастье.
Даже посреди самой ясной, безмятежной радости он вдруг странно омрачался, становился чужим и непонятным. Вот это и пугало Тину. В чем причина такой отрешенности и закрытости Дьюка? Может быть, у него есть какая-то тайна, не позволяющая ему ни на секунду забывать о возможности беды? Возможно, он страдает какой-нибудь незаметной, но тяжелой болезнью, способной в любой момент оборвать его жизнь? Или на его совести лежит что-то страшное, даже преступное?
– Дьюк…
Он обернулся, тепло взглянул на нее. Каким-то образом это счастливое, сияющее лицо успокоило Тину, и она замолчала, запнувшись на полуслове, – бестактный вопрос уже был готов сорваться с ее языка. Зачем лезть ему в душу, стремиться узнать о плохом? Не лучше ли позабыть обо всем?
Она сжала его ладонь и улыбнулась.
– Неужели все будут так же удивленно таращиться на нас, как Энн Йорк?
Он расхохотался и поднял руку, утирая губы тыльной стороной ладони.
– А что, сознайся, ведь тебя это задело? – спросил он, поддразнивая. – Тебе это совсем не понравилось, ведь так?
– Почему это должно было мне не понравиться? Ведь это даже честь для меня – быть первой женщиной, одержавшей победу над самим неприступным Дьюком Торпом, – смеясь, ответила она.
Внезапно веселые искры, плясавшие в его глазах, погасли. Он помрачнел.
– Тина… возможно, наступит время, когда ты захочешь уйти от меня, – серьезно произнес он. – Хочу, чтобы ты могла поступить так с легкой душой, раз уж этому суждено будет произойти. Не хочется, чтобы ты чувствовала себя навеки связанной со мной или мучилась угрызениями совести, что бросаешь меня, если наши отношения перестанут тебя удовлетворять.
– Почему ты думаешь, что это произойдет, Дьюк? – тихим голосом спросила она.
Он покачал головой и отвернулся. Снова он погружается в свое темное ледяное одиночество, в отчаянии подумала Тина. Но Дьюк тут же попытался улыбнуться, хотя его глаза по-прежнему были мрачными.
– Не воображай лишнего. Конечно, я надеюсь, что этого не произойдет. Но запомни мои слова, Тина. Ты вправе будешь поступить так, как захочешь, и я никогда не встану у тебя на пути.
Тина знала, что сама она никогда не оставит его. В радости или в горе, но она навеки теперь связана с Дьюком Торпом, пусть даже они и никогда не вступят в законный брак. Ей хотелось провести с ним всю жизнь. И это самое главное. Свадьба, золотое обручальное кольцо на пальце, фотография на каминной полке – какая чепуха! Ей, Тине, вовсе не требуется этих формальностей, чтобы знать: их с Дьюком разлучит только смерть.
Следующие два месяца стали для Тины самыми прекрасными и радостными за всю ее жизнь. Никогда еще она не испытывала такого подъема, такого удовольствия от всего – от работы, встреч с людьми, даже от самого обыденного существования. И все это произошло только благодаря Дьюку.
Дьюк Торп не оставил ни у кого и тени сомнения, что у него серьезное и крепкое деловое партнерство с Кристиной Форрест во всех вопросах, касавшихся постановки «Долгой холодной зимы». Тина заметила, как уважение к нему стало распространяться и на нее. Ей самой, без его помощи, никогда бы не удалось так быстро добиться этого. Их личные отношения также ни у кого не вызывали сомнений.
Одним из первых, с кем они завязали деловые отношения, стал Дерк Роуан, бывший босс Тины. Дерк, переехавший в Англию двумя годами раньше, был одним из художников-постановщиков спектаклей в Английской национальной опере и в Королевском шекспировском театре. Едва прослышав о приезде Тины в Лондон и о ее связи с Дьюком Торпом, он мгновенно объявился и предложил любую помощь, которая только может потребоваться Тине.
Когда Дьюк и Тина приняли приглашение на ужин от Энн и Ричарда Йорк, оказалось, что Роуан также в числе приглашенных.
Этот невысокий лысоватый толстячок был всегда желанным гостем на вечеринках – его остроумие и свежий запас околотеатральных и светских сплетен обеспечивали ему невероятный успех. Тина сама с удовольствием слушала его веселую и язвительную болтовню, хотя ей и не нравилось его подчеркнуто циничное и легкомысленное отношение ко всему, что принято уважать. И в этот вечер он заставил ее поволноваться.