Она проследила за Энн, ставившей на бумаге последнюю подпись, и печально заметила:
– Все это заставляет меня думать, что я стала содержанкой.
Адвокат искренне засмеялась.
– Ох, Тина, что вы только говорите! Да и какая содержанка может мечтать о таком?! Поверьте мне, благодаря Дьюку вы обеспечены куда лучше, чем большинство замужних женщин.
Не сумев удержаться, Тина проговорилась о том, что не давало ей покоя:
– Энн, почему Дьюк не хочет на мне жениться?
Смех мгновенно стих. На лице Энн тут же застыло привычное выражение сдержанности и осторожности. Ее серые глаза сузились, словно она боялась выдать страшную тайну.
– Разве вы не счастливы с ним, Тина? – тихо спросила она.
– Дело не в том, счастлива я или нет…
– Тогда оставим эту тему, – посоветовала Энн. – Вы же знаете, я не вправе обсуждать личные дела Дьюка с вами, равно как и с кем-либо другим.
– Да, знаю. Извините меня. Просто дело в том… – Тина постаралась легкомысленно улыбнуться, – что моя матушка просто покоя мне не дает и пилит меня в каждом письме.
Это оправдание вряд ли было способно кого-нибудь обмануть, тем более такого умного человека, как миссис Йорк, однако та решила подыграть Тине.
– Увы, это случается нередко. Родители верят, что они лучше разбираются в жизни, и стремятся все решать за своих детей. – Она задержала на миг свой взгляд на лице Тины и добавила: – Нельзя ничего решать за других, особенно за близких. Иначе мы можем только искалечить их жизни и навеки оттолкнуть их от себя.
Исподволь высказанное предупреждение не осталось незамеченным Тиной – прими его таким, как есть, или все потеряешь.
Так как Тина меньше всего в жизни стремилась потерять Дьюка, она решила принимать его таким, как он есть, и быть благодарной судьбе за каждый счастливый миг рядом с ним.
Оставшийся до рождения малыша месяц был заполнен ожиданием грядущего счастья. Они с Дьюком вместе ездили в магазины за детскими вещами, придумывали ребенку имя, спорили о его воспитании. Накупили кипы книг о детях, журналов, посвященных дому и саду, продумывали, как обставят свое новое жилище, какие цветы и деревья посадят рядом с ним. Такая безмятежная идиллия продолжалась почти до самого срока родов.
Но вдруг, нежданно-негаданно, их гармоничный и прекрасный мир оказался под угрозой. Все началось в одно замечательное солнечное летнее утро. Тина проснулась, как обычно умиротворенной и радостной. Ни малейшего дурного предчувствия, ни каких-нибудь самых незначительных признаков надвигающегося несчастья. Она встала – в последние два месяца это стало трудновато, – оделась и отправилась на кухню, чтобы приготовить плотный завтрак для Дьюка. Он же просматривал в своем кабинете утренние газеты. На плите аппетитно шипела яичница с беконом, были готовы хрустящие тосты с маслом, сварен душистый кофе. Но Дьюк почему-то задерживался.
Тина громко окликнула его, но ответа не последовало. Оставив завтрак на столе, она поспешила через всю квартиру в кабинет, посчитав, что его отвлекло что-то важное и он не расслышал ее зова.
Дверь кабинета была распахнута настежь.
Он стоял, держа в руках телеграмму, взгляд его был устремлен на текст. Черты лица исказились, щеки побледнели, губы сошлись в узкую линию. Он не заметил ее появления.
– Дьюк! – Тину взволновала и напугала его мрачная отрешенность, так не похожая на настроение последних недель.
Он медленно поднял голову и повернулся к ней. В глазах застыло безразличное, отсутствующее выражение. Когда его взор упал на ее живот, Тина заметила, как в глазах Дьюка на миг появилось выражение глубокого страдания.
– Что случилось?! – воскликнула она, охваченная паническим страхом.
– Ничего, – буркнул Дьюк себе под нос, быстро отвернулся, судорожно комкая в руке лист бумаги. Он скатал телеграмму в шарик и с ожесточением запустил его в мусорную корзину.
Он солгал ей, Тина чувствовала это.
– Я звала тебя завтракать, – слабым голосом произнесла она.
– Извини, не расслышал. – Он вымученно улыбнулся и шагнул к ней. – Тогда пойдем есть.
Аппетита у него в это утро совсем не было. Он вяло ковырялся в еде, жевал крошечные кусочки яичницы так, будто они были каменными. Отломив кусок поджаристого тоста, он положил его в рот и принялся равнодушно жевать, точно механическая кукла. Из чашки с кофе он отпил всего два-три глотка.
Наконец он решительным жестом отодвинул от себя тарелку и чашку.
– Я решил отправиться погулять на все утро, – мертвенным голосом объявил он. Они быстро обменялись взглядами. – Сиди, Тина, – сказал он и, оттолкнувшись от стола, встал на ноги и опять неискренне улыбнулся. – Я знаю, как ты обожаешь посидеть за чашечкой кофе.
Он даже не поцеловал ее на прощание, как делал всякий раз, перед тем как куда-то отправиться, и торопливо покинул кухню. Тина не пыталась остановить его.
Она долго сидела неподвижно, стараясь уверить себя, что ничего страшного не произошло. Но обмануть себя ей так и не удалось. Она чувствовала – что-то произошло, что-то, способное разрушить их союз, навеки оторвать его от нее.
Внезапно Тина вспомнила о бумажном шарике в корзине для мусора. А что, если посмотреть, узнать, в чем все-таки дело? Конечно, так поступать нехорошо, но что, если это единственный шанс спасти их общее будущее?
Уходя, Дьюк захлопнул дверь в кабинет. Тина осторожно открыла ее. Раньше она никогда не заходила без спросу в эту комнату, но сегодня был особенный день. Она медленно опустилась на колени перед корзиной для мусора и выхватила из бумажного хлама тот самый шарик. Пальцы Тины, когда она пыталась разровнять измятую бумагу, сильно дрожали.