– Ты не можешь так поступить с ним, Тина!
– Нет, могу. И Энн Йорк уже в курсе того, как я намерена поступить. Она наговорила мне такого, что я сразу поняла, что знаю далеко не все. А я хочу знать. И если ты не желаешь, чтобы я поступила так, как только что пообещала, то ты расскажешь мне все, ничего не пытаясь скрыть. Лучше горькая правда, чем сладенькая ложь.
Дерк тяжело вздохнул.
– Эх, из огня да в полымя, – обреченно пробормотал он. – И рассказать права не имею, и промолчать невозможно.
– Я знаю, что что-то назначено на двадцать первое августа, – напирала Тина. – Что это – развод с женой?
– Аппараты, – произнес он скорбным тоном. – Они собираются отключить аппараты. Ее семья в декабре поставила Дьюка в известность о своем намерении подать в суд заявление с этой целью. Ей становится со временем все хуже. Надежды хоть на какое-нибудь улучшение состояния, уж не говоря о возвращении к нормальной жизни, нет. Семья устала ждать и бороться за ее жизнь. Дьюк не смог их переубедить. В общем, они правы: это не жизнь, а растительное существование. Им удалось добиться разрешения. Двадцать первого августа аппараты должны отключить.
Из этой длинной тирады Тина почти ничего не поняла.
– Что за аппараты, Дерк?
Он нахмурился.
– Не знаю, я не врач. Наверное, те, что необходимы.
– Для чего?
– Конечно, для поддержания ее жизни. Разве ты не в курсе, что уже одиннадцать лет она лежит в коме? Ничего не видит, не слышит, никого не узнает, полностью парализована. Настоящий живой мертвец.
– Боже мой! – Тина сжала лицо ладонями и в ужасе уставилась на Дерка. Теперь все наконец встало на свое место. Картина получилась жуткая.
– Так ты не знала? – потрясенно произнес Дерк.
– Конечно же нет! – едва сумела пролепетать Тина. – Что с ней произошло? Несчастный случай?
– Нет, – покачал он головой. – В этом-то и весь ужас. Они и года не прожили. Поженились совсем молодыми: ему было двадцать два, ей – девятнадцать. Любили друг друга, как только можно любить в юности. Но ей вообще нельзя было выходить замуж и иметь детей. У нее была врожденная болезнь – повышенная хрупкость сосудов. Однажды ночью, когда они занимались любовью…
– Продолжай. – Тина впилась в него глазами.
Дерк определенно чувствовал себя не в своей тарелке, но подчинился ее желанию знать всю правду.
– Произошло роковое кровоизлияние… Такие больные долго не живут… Рано или поздно их убивает внутреннее кровотечение. У жены Дьюка произошел разрыв сосуда в мозгу. Возможно, если бы врач успел раньше, еще можно было бы что-то сделать… Но ее полностью парализовало, и вот уже одиннадцать лет она лежит как истукан.
Он с шумом выдохнул воздух.
– Дьюк винил во всем себя. Он добился того, чтобы ее поместили в лучшую больницу, показывали светилам медицины. Часами сидел рядом с ее постелью, говорил с ней, читал ей свои пьесы, надеясь, что вдруг произойдет чудо и она откроет глаза, вернется к жизни. А на прошлое Рождество он узнал о решении семьи жены положить конец этим напрасным мучениям.
Теперь все стало понятным, в том числе и его слезы, когда он узнал новость о ребенке. Он каждый миг помнил, что любимая женщина обречена: днем раньше или позже закончится даже иллюзия ее существования. Ребенок стал для него настоящим небесным даром.
Дерк наклонился и взял ее за руку.
– Тина, если Дьюк только когда-нибудь узнает, что я все тебе рассказал, мне несдобровать.
– Откуда ты все это знаешь?
– Он сам рассказал мне обо всем, когда девять лет назад просил дать тебе работу. – Дерк пожал плечами и добавил: – Энн тоже знает, что я в курсе.
– Понятно, – пробормотала Тина, а затем спросила, движимая неутоленным любопытством: – Как так получилось, что все это так и осталось тайной? Ведь Дьюк – мировая знаменитость, и дело с судом должно было выплыть наружу…
– После свадьбы его жена оставила себе девичью фамилию. А Дьюк не присутствовал на судебных заседаниях. Кроме того, если помнишь, тогда он вовсе не был знаменит. Впрочем, он держал свои визиты в Америку в строжайшем секрете. Он не желал, чтобы бесстыжие и назойливые газетчики совали свой нос в его личную трагедию.
Дерк сжал ее ладонь и тревожно заглянул ей в глаза.
– Тина, Дьюк не должен тебя потерять. За все эти страшные годы он пережил так мало счастливых минут! Ты не можешь бросить его сейчас или отобрать у него сына. Ты должна понять, что это несправедливо. – Дерк болезненно поморщился. – Но молю тебя, молчи о том, что я тебе все это поведал. Все-таки я еще не настолько устал от жизни, чтобы умереть с радостью.
Тина попыталась улыбнуться.
– Все в порядке, Дерк, ты помог и мне и Дьюку, рассказав все, что знал.
Он мгновенно просиял.
– Так ты остаешься?
– Не знаю, надо еще подумать. Но есть одна вещь, которую ты можешь для меня сделать. Дай мне адрес больницы, где сейчас находится жена Дьюка.
– Нет! – Он яростно замахал руками перед ее носом. – Это настоящее безумие, Тина!
– Дай мне адрес! – не попросила, а приказала она. – Не знаю, потребуется ли он мне когда-нибудь. Но если ты мне его не дашь, а у нас с Дьюком все развалится, то виноват в этом будешь только ты, и никто больше.
Дерк буквально позеленел.
– И зачем это я полез в ваши дела?! – в отчаянии воскликнул он.
– Потому что хочешь, чтобы Дьюк Торп продолжал писать. Не так ли?
– Да, да, хочу! За это я готов пожертвовать едва ли не собственной жизнью.
– В таком случае, напиши адрес.
Он набрал полные легкие воздуха, скорчил жалобную гримасу, затем вытащил из внутреннего кармана пиджака записную книжку и карандаш.